© Даль Владимир "О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа"
Поверьем
называем мы вообще всякое укоренившееся в народе мнение или понятие,
без разумного отчета в основательности его. Из этого следует, что
поверье может быть истинное и ложное; в последнем случае оно называется
собственно суеверием или, по новейшему выражению, предрассудком. Между
этими двумя словами разницы мало; предрассудок есть понятие более тесное
и относится преимущественно к предостерегательным, суеверным правилам,
что, как и когда делать или не делать.
Все на свете легче
осмеять, чем основательно опровергнуть, иногда даже легче, нежели дать
ему веру. Подробное, добросовестное разбирательство, сколько в каком
поверье есть или могло быть некогда смысла, на чем оно основано и какую
ему теперь дать цену и где указать место — это не легко. Едва ли однако
же можно допустить, чтобы поверье, пережившее тысячелетия и принятое
миллионами людей за истину, было изобретено и пущено на ветер без
всякого смысла и толка.
У нас есть поверья — остаток или памятник язычества; они
держатся потому только, что привычка обращается в природу, а отмена старого
обычая всегда и везде встречала сопротивление. Сюда же можно причислить все
поверья русского баснословия, которое, по всей вероятности, в связи с
отдаленными временами язычества.
Другие поверья придуманы случайно, для того,
чтобы заставить малого и глупого, окольным путем, делать или не делать того,
чего от него прямым путем добиться было бы гораздо труднее. Застращав и
поработив умы, можно заставить их повиноваться, тогда как пространные
рассуждения и доказательства ни малого, ни глупого, не убедят и, во всяком случае,
допускают докучливые опровержения.
Поверья третьего разряда, в сущности своей, основаны на деле, на опытах и
замечаниях; поэтому их неправильно называют суевериями; они верны и
справедливы, составляют опытную мудрость народа, а потому знать их и сообразоваться
с ними полезно. Эти поверья бесспорно должны быть все объяснимы из общих
законов природы: но некоторые представляются до времени странными и темными.
Засим непосредственно следуют поверья, основанные также в сущности своей, на
явлениях естественных, но обратившиеся в нелепость по бессмысленному их
применению к частным случаям.
Пятого разряда поверья изображают дух времени, игру воображения, иносказания
— словом, это народная поэзия, которая, будучи принята за наличную монету,
обращается в суеверие.
К шестому разряду, наконец, должно причесть — может быть только до поры до
времени — небольшое число таких поверий, в коих мы не можем добиться никакого
смысла. Или он был утрачен по изменившимся житейским обычаям или вследствие
искажений самого поверья, или же мы не довольно исследовали дело, или,
наконец, может быть в нем смыслу нет и не бывало. Но как всякая вещь требует
объяснения, то и должно заметить, что такие вздорные, уродливые поверья
произвели на свет, как замечено выше, или умничанье, желание знать более
других и указывать им, как и что делать, — или пытливый, любознательный ум
простолюдина, доискивающийся причин непонятного ему явления; эти же поверья
нередко служат извинением, оправданием и утешением в случаях, где более не к
чему прибегнуть. С другой стороны, может быть, некоторые бессмысленные
поверья изобретены были также и с тою только целью, чтобы, пользуясь
легковерием других, жить на чужой счет. Этого разряда поверья можно бы
назвать мошенническими.
Само собою разумеется, что разряды эти на деле не всегда можно так
положительно разграничить; есть переходы, а многие поверья без сомнения можно
причислить и к тому и к другому разряду; опять иные упомянуты у нас, по связи
своей с другим поверьем, в одном разряде, тогда как они в сущности принадлежат
к другому.
