Дамоклов меч, висящий над индивидуумом -
солипсизм. Солипсизм - это то испытание, через которое проходит
познающий, когда он отделяется от первобытной нерасчлененности. Таков
признак осевого времени - так Ясперс назвал период времени, когда
человек получил возможность отделить себя от родоплеменного сознания и
начать мыслить самостоятельно. При этом осевое время -
это только возможность, причем возможность, которая может устрашить.
Существует реактивное стремление - вернуться в племя, примкнуть к
некоему социальному целому, разделить с другими мысли, чувства,
переживания и картину мира. И эта апелляция к общности дает ощущение
истинности того, что я чувствую и мыслю. Это то, что в в современной
философии, социологии и психологии именуется “реальностью консенсуса”.
Однако солипсизм логически неопровержим. Консенсус сам по себе не является доказательством истинности чего бы то ни было. Консенсус есть всего лишь согласие играть в одну и ту же игру по согласованным правилам. Однако сама эта игра может иметь мало отношения к реальности как таковой. Эта игра может быть уподоблена нейронной сети - вспышке, актуализирующей тот или иной нейронный узор, однако оставляющей незадействованной весь массив не участвующих в этой конкретной игре нейронов. И если играть в эту игру постоянно - может возникнуть ощущение, что то, что в игре не задействовано - попросту не существует. Что наша игра - и есть сама реальность в ее тотальности и абсолютности.
Ирония заключается в том, что сами наши процедуры, с помощью которых мы пытаемся обосновать свою точку зрения, являются элементом той или иной игры. Мы пытаемся утвердить эти процедуры в качестве консенсуса - и создаем на этой консенсусной основе системы логики, методики доказательства. Все они базируются на определенной аксиоматике и на базовых логических принципах - и все они сами по себе недоказуемы. Все они являются продуктом консенсуса - и если консенсус упраздняется, они перестают действовать, поскольку собеседник может выйти из игры, предложив другую игру. Догматический логический консенсус был взорван в середине XIX века, когда появились альтернативные геометрические и логические системы.
Полноценная индивидуализация же предполагает, что все элементы всех предлагаемых консенсусов индивидуум способен осознать как таковые - как продукты тех или иных соглашений - и поставить их под сомнение. Отстраниться от всех социальных игр хотя бы в своем сознании, то есть не уходя отшельником в пустыню в поисках необусловленного знания. Даже если такое отстранение оказывается невозможным в полном объеме - то хотя бы предполагать возможность такого отстранения, используя всю ту же формулу “я знаю, что ничего не знаю”.
Проблема нашей интуиции о единстве мира и социума заключается как раз в том, что это не реальное единство, но единство, которое мы мыслим в себе и для себя - и пытаемся предложить свое видение этого единства другим людям и всему остальному миру (или, забегая вперед, всем мирам). Это наше индивидуальное воображаемое единство - которое лишь частично находится в состоянии консенсуса с картинами мира и общества, которые имеют другие существа. И этот зазор между воображаемым и реальным единством представляет из себя одну из фундаментальных (если не самую фундаментальную) этическую проблему.
Мы - часто по умолчанию - предполагаем, что другие играют с нами в ту же самую игру, в которую мы играем с ними. Однако эти игры могут очень сильно различаться. И это не одна игра - или одна, но сложнейшая, состоящая из множества игр меньшего порядка. Это конгломерат политических, экономических, интеллектуальных, эмоциональных, ценностных игр. Игры в любовь, в дружбу, в те или иные виды партнерства. Мы предлагаем другим играть по нашим правилам - часто не уточняя их, и тем более не ставя их под сомнение. И это даже в том случае, если мы стараемся играть честно, а не занимаемся подтасовками, манипуляциями, не практикуем двойные стандарты. Мы можем честно не понимать, что игра другого существа - это не та же самая игра, в какую пытаемся с ним играть мы.
Итог такой непроясненной игры - точнее, несогласованного конгломерата игр - взаимонепонимание и огромное количество взаимных претензий, обид - в итоге ненависть и отчуждение, подозрение в злонамеренности и злокозненности. Как может другой человек не видеть того, что мне очевидно? Как он может, как он смеет не чувствовать того, что чувствую я, а вместо этого видеть, думать и чувствовать что-то совсем иное?
При этом ситуация осложняется за счет специфики систем коммуникации. Консенсус, о котором вы вели речь выше - во многом является именно языковым консенсусом. Некоторые мыслители утверждали, что о понимании (взаимопонимании) вообще не приходится вести речь - и понимание как таковое вообще можно исключить из философского рассмотрения. Мы просто используем при взаимодействии одинаковые слова - и не в состоянии прояснить, обозначают ли эти слова одну и ту же реальность для каждого из тех, кто вступил во взаимодействие. В выраженном случае нарушения золотого правила этики и кантовского категорического императива ситуация может выглядеть таким образом: “Я полагал тебя надежным и верным инструментом для достижения моих целей, но ты самым злонамеренным образом отказался от выполнения этой почетной миссии-функции, поскольку оказался законченным эгоистом - ты предал нашу дружбу, нашу любовь, наше партнерство, наше общее дело”. Само собой, “общее дело” было моим сугубо личным видением происходящего взаимодействия.
Если кто-то полагает солипсизм страшной, сводящей с ума и беспросветной картиной мира - то пусть посмотрит на вот эту в корне эгоистическую модель взаимодействия. И увидит, что это и есть тот самый солипсизм, только неотрефлексированный, неявный, подспудный, бессознательный или полусознательный.
Однако солипсизм логически неопровержим. Консенсус сам по себе не является доказательством истинности чего бы то ни было. Консенсус есть всего лишь согласие играть в одну и ту же игру по согласованным правилам. Однако сама эта игра может иметь мало отношения к реальности как таковой. Эта игра может быть уподоблена нейронной сети - вспышке, актуализирующей тот или иной нейронный узор, однако оставляющей незадействованной весь массив не участвующих в этой конкретной игре нейронов. И если играть в эту игру постоянно - может возникнуть ощущение, что то, что в игре не задействовано - попросту не существует. Что наша игра - и есть сама реальность в ее тотальности и абсолютности.
Ирония заключается в том, что сами наши процедуры, с помощью которых мы пытаемся обосновать свою точку зрения, являются элементом той или иной игры. Мы пытаемся утвердить эти процедуры в качестве консенсуса - и создаем на этой консенсусной основе системы логики, методики доказательства. Все они базируются на определенной аксиоматике и на базовых логических принципах - и все они сами по себе недоказуемы. Все они являются продуктом консенсуса - и если консенсус упраздняется, они перестают действовать, поскольку собеседник может выйти из игры, предложив другую игру. Догматический логический консенсус был взорван в середине XIX века, когда появились альтернативные геометрические и логические системы.
Полноценная индивидуализация же предполагает, что все элементы всех предлагаемых консенсусов индивидуум способен осознать как таковые - как продукты тех или иных соглашений - и поставить их под сомнение. Отстраниться от всех социальных игр хотя бы в своем сознании, то есть не уходя отшельником в пустыню в поисках необусловленного знания. Даже если такое отстранение оказывается невозможным в полном объеме - то хотя бы предполагать возможность такого отстранения, используя всю ту же формулу “я знаю, что ничего не знаю”.
Проблема нашей интуиции о единстве мира и социума заключается как раз в том, что это не реальное единство, но единство, которое мы мыслим в себе и для себя - и пытаемся предложить свое видение этого единства другим людям и всему остальному миру (или, забегая вперед, всем мирам). Это наше индивидуальное воображаемое единство - которое лишь частично находится в состоянии консенсуса с картинами мира и общества, которые имеют другие существа. И этот зазор между воображаемым и реальным единством представляет из себя одну из фундаментальных (если не самую фундаментальную) этическую проблему.
Мы - часто по умолчанию - предполагаем, что другие играют с нами в ту же самую игру, в которую мы играем с ними. Однако эти игры могут очень сильно различаться. И это не одна игра - или одна, но сложнейшая, состоящая из множества игр меньшего порядка. Это конгломерат политических, экономических, интеллектуальных, эмоциональных, ценностных игр. Игры в любовь, в дружбу, в те или иные виды партнерства. Мы предлагаем другим играть по нашим правилам - часто не уточняя их, и тем более не ставя их под сомнение. И это даже в том случае, если мы стараемся играть честно, а не занимаемся подтасовками, манипуляциями, не практикуем двойные стандарты. Мы можем честно не понимать, что игра другого существа - это не та же самая игра, в какую пытаемся с ним играть мы.
Итог такой непроясненной игры - точнее, несогласованного конгломерата игр - взаимонепонимание и огромное количество взаимных претензий, обид - в итоге ненависть и отчуждение, подозрение в злонамеренности и злокозненности. Как может другой человек не видеть того, что мне очевидно? Как он может, как он смеет не чувствовать того, что чувствую я, а вместо этого видеть, думать и чувствовать что-то совсем иное?
При этом ситуация осложняется за счет специфики систем коммуникации. Консенсус, о котором вы вели речь выше - во многом является именно языковым консенсусом. Некоторые мыслители утверждали, что о понимании (взаимопонимании) вообще не приходится вести речь - и понимание как таковое вообще можно исключить из философского рассмотрения. Мы просто используем при взаимодействии одинаковые слова - и не в состоянии прояснить, обозначают ли эти слова одну и ту же реальность для каждого из тех, кто вступил во взаимодействие. В выраженном случае нарушения золотого правила этики и кантовского категорического императива ситуация может выглядеть таким образом: “Я полагал тебя надежным и верным инструментом для достижения моих целей, но ты самым злонамеренным образом отказался от выполнения этой почетной миссии-функции, поскольку оказался законченным эгоистом - ты предал нашу дружбу, нашу любовь, наше партнерство, наше общее дело”. Само собой, “общее дело” было моим сугубо личным видением происходящего взаимодействия.
Если кто-то полагает солипсизм страшной, сводящей с ума и беспросветной картиной мира - то пусть посмотрит на вот эту в корне эгоистическую модель взаимодействия. И увидит, что это и есть тот самый солипсизм, только неотрефлексированный, неявный, подспудный, бессознательный или полусознательный.
Немає коментарів:
Дописати коментар